Переоцененные жизни

Почему собирать 150 миллионов рублей для спасения одного ребенка – фарс и обман

На днях прочитал в Интернете, что фонд «Помоги спасти жизнь» вместе с телеканалом «МИР» открыл сбор средств для больного ребенка, лечение которого требует 150 миллионов[1] рублей. Новость вызвала у меня оторопь. С человеческой точки зрения, ребенка жаль, но эта история – яркий пример обмана, процветающего в современной российской действительности, причем обмана настолько гротескного, что я счел своим гражданским долгом объяснить, какую ошибку совершают люди, участвующие в подобном фарсе даже из самых гуманных соображений.

Взгляд с позиции общества

Если абстрагироваться от эмоциональной составляющей, суть проблемы формулируется так:

Какие у нас основания считать, что ребенок, чье спасение требует 150-ти миллионов рублей, в 100 раз ценнее, чем любой из смертельно больных детей, чье спасение требует полутора миллионов?

С точки зрения родителей, их ребенок лучше всех: это стандартный биологический императив, обеспечивающий выживание. Однако спасают родители своего “лучшего” ребенка за чужой счет, поэтому тем, кто счет оплачивает, неплохо бы задуматься, насколько это целесообразно.

С точки зрения общества, между случайно выбранными детьми нет никакой разницы: каждый с одинаковой вероятностью может стать Достоевским, Чикатило или Ивановым. А вот разница между спасением 1-го ребенка и сотней детей есть, и она очевидна. Почему же реклама настойчиво предлагает нам спасать одного, а не 100 или хотя бы 10 детей за те же деньги? Неужели во всей России не осталось никого, чью жизнь можно спасти за полтора миллиона рублей? Нет, все куда прозаичнее.

Лечение смертельно больных детей через народные пожертвования является прибыльным бизнесом для “своих”.

Я не претендую на лавры доблестных разоблачителей всеядных российских олигархов потому, что являюсь не журналистом, а поэтом (пусть и пишущим иногда стихи о смерти). Кроме того, дополнительную информацию по этой теме легко найти в открытых источниках. Так что я ограничусь общим описанием бизнес-модели, стоящей за рекламными кампаниями по спасению смертельно больных детей через сбор народных денег, а “ловить” конкретных бенефициаров данной схемы можете сами, если хотите.

С миру по нитке – олигарху яхта

Современная медицина англо-саксонского образца заинтересована не в излечении больных, а в извлечении из них прибыли, поэтому идеальным человеком для нее является долгожитель, страдающий от всех известных болезней. Однако на одноразовой операции тоже можно неплохо нагреть руки: при условии, что она окажется достаточно дорогостоящей[2]. Так что спасать “дорогих” детей нам предлагают для того, чтобы консолидировать прибыль на узком участке, а не соскребать ее с широкого.

Для обычного человека 150 миллионов рублей – огромная сумма, превышающего его заработок за всю жизнь даже не в разы, а на порядки. А для типичного владельца клиники, где делаются подобные операции – рутинная и каждодневная цифра. Конечно, лично ему в карман пойдет лишь часть этих денег[3], но чистой прибыли все равно хватит на ужин-другой в Куршевеле. Но если раздробить 150 миллионов на 10 или, тем более, 100 долей, чистая прибыль с каждой отдельной операции ужмется до таких смехотворных мелочей, что тратить на них время не станет ни один серьезный человек.

Таким образом, спасение смертельно больных детей из акта благотворительности превращается в отвратительный фарс (со всей сопутствующей слезовыжимающей атрибутикой), где сплоченная и разветвленная сеть бенифициаров платной медицины перераспределяет в свою пользу ресурс населения России. А поскольку большинство представителей богатейших классов современного российского общества, во-первых, не отличаются сердобольностью, а во-вторых, склонны понимать смыслы подобных схем благодаря собственному участию в их аналогах, львиная доля средств собирается с беднейших слоев населения, капитально ограбленных в результате развала СССР, но продолжающих подкармливать своих грабителей в силу собственной близорукости.

Что делать

У иного эмоционального читателя могло сложиться впечатление, что этот очерк написан бездушным человеком, ни в грош не ставящим человеческую жизнь. Я понимаю, что для некоторых (например, тех, в чьих семьях есть или были смертельно больные дети) данная тема является настолько болезненной, что анализировать ее адекватно невозможно. Однако для остальных это необходимо, если они хотят, чтобы кампании по сбору средств для лечения смертельно больных детей из лживого шоу превратились в феномен, характеризующий всех участников с лучшей стороны, ведь ничто не мешает проворачивать ту же схему благородно и с куда более высоким КПД. 

Воспользуемся основами теории игр и рассмотрим ключевых участников данной ситуации, сгруппированных по интересам (порядок не означает важность игрока[4]).

  1. Во-первых, это больные дети.
  2. Во-вторых, это их родители и любящие члены семьи.
  3. Во-третьих, это работники рекламной кампании по сбору средств.
  4. В-четвертых, это делающие пожертвования.
  5. В-пятых, это медицинский и обслуживающий персонал, обеспечивающий операции.
  6. В-шестых, это бенефициары с верхушек пищевых пирамид (владельцы клиник, акционеры фармкомпаний, налоговые служба стран, где проводятся операции, и т. п.).
  7. В-седьмых, это общество в целом.

Одного взгляда на вышеприведенного деление достаточно, чтобы заметить, что при переходе к модели “спасем десять (двадцать, пятьдесят, сто) детей вместо одного за те же деньги

  1. Выигрыш первой группы возрастает несоизмеримо (разница между “умереть” и “выжить”),
  2. Выигрыш второй группы вырастает колоссально,
  3. Выигрыш третьей группы сокращается незначительно (работникам добавляется рутинной работы),
  4. Выигрыш четвертой группы остается неизменным,
  5. Выигрыш пятой группы возрастает (хирурги получат меньше, но больше денег перейдет медсестрам и другому персоналу, обслуживающему операции),
  6. Выигрыш шестой группы сильно сократится для владельцев клиник, но останется неизменным для остальных ее членов,
  7. Выигрыш общества увеличится (оно заинтересовано в максимальном числе здоровых членов).

Другими словами, единственной “пострадавшей” группой оказываются условные олигархи! Здесь так и хочется воскликнуть: спасти 100 детей вместо одного ребенка – неужели подобная перспектива не кажется вам привлекательной? Но, как показывает практика, российские элитарии, стоящие за медицинскими схемами на частном и государственном уровнях, к подобным перспективам равнодушны.

Признаюсь: мне страшно представлять, что творится в сознаниях этих людей. Иногда я иду на это, создавая антигероев своих произведений, и каждый раз опыт похож на погружения в ад. Облекать сотни и тысячи людей на страдания и смерть, чтобы нацедить себе в кошелек несколько лишних кусков золота, которые скорее всего останутся незамеченными, будут втихомолку извлечены продавцами роскоши или проиграны в казино – это особый тип психики, требующий либо чистого эгоизма, либо осознанной ненависти к человечеству, либо и того, и другого. Впрочем, не падайте духом: рано или поздно статус-кво изменится, и либеральная модель, делающая подобное возможным, в России будет зачищена. Главное: думайте своей головой, хотя бы когда дело касается очевидного, и не позволяйте себя дурачить, особенно если реклама сует свои грязные руки в самые добрые и гуманные уголки вашей вечной души.

Заключение

До тех пор, пока население России будет бездумно вкладывать свою лепту в сбор средств для крайне неэффективного их расходования, механизм обогащения медицинских инсайдеров никуда не денется, поэтому единственно верное решение – категорический отказ поощрять подобный обман. И да, решение не спасать ребенка за 150 миллионов рублей скорее всего приведет к его смерти и безутешному горю членов его семьи. Но, если на каждую такую потерю нам удастся сберечь 10 других жизней, общество выиграет гораздо больше, приблизившись к идеалам будущего, которые мы сможем ставить в конкретный пример всем, кто захочет на них равняться.

Д. Рудой – декабрь 2021.

 

Почему собирать 150 миллионов рублей для спасения одного ребенка – фарс и обман

 

Примечания

1. Мальчик из Краснодара со сложной генетической болезнью нуждается в дорогом лечении.

2. Одна из моих профессиональных специальностей – маркетинг фармкомпаний, специализирующихся на редких заболеваниях, носители которых могут цениться на вес золота в прямом смысле, принося миллионы долларов прибыли, поэтому с описываемым феноменом я сталкивался напрямую.

3. По странному стечению обстоятельств операции за 150 миллионов рублей не проводятся в российских клиниках, поэтому даже заслуженные проценты от общей стоимости идут не российским врачам, а западным.

4. Мы также не рассматриваем субъективную сторону вопроса и не пытаемся учитывать, например, моральное удовлетворение хирургов от спасения большего числа пациентов.