Классный час начался пессимистично: учительница биологии, Татьяна Семеновна, она же МТС, она же замдиректора по воспитательной части, даже не извинившись перед нашей классной руководительницей Татьяной Федоровной, начала его грозной речью, в которой пригрозила виновнику дебоша исключением из рядов нашей славной и передовой во всех отношениях школы. Никса тихонько посмеивался в кулак; Кит, оперативно посвященный во все тонкости случившегося, снисходительно улыбался, я слушал спокойно, Сергей внимательно, а Ленчик с напускной серьезностью. Кровь давно перестала течь из его разбитого носа, однако, увидев, как ранение при исполнении поразило Полю, он продолжал прижимать к лицу белоснежный платок. Остальные злобно щерились друг на друга, пытаясь угадать виновного и полагая, что это скорее всего я. Потом, устав угрожать, МТС свалила, но перед выходом злорадно напомнила, что следующий урок у нас будет как раз с ней, и что мы можем начинать готовиться уже сейчас.
– Закончили? – Татьяна Федоровна, гений флегматизма, совершенно спокойно посмотрела на класс. Я не знал, о чем именно она говорит, но это было неважно. – От себя добавлю, что я разочарована до глубины души…
Минут через пять пошли формальности крючкотворства – пришлось расписываться по отдельности за каждый учебник, выданных школой. Процедура больше всего пришлась по душе Ленчику: он с радостью воспользовался возможностью продемонстрировать Лене способность каллиграфически подписываться обеими руками. Я как-то порекоммендовал ему научиться писать пальцами ног и он потом рассказывал, что уже добился прогресса.
Пронзительная трель звонка подытожила речь преподавательницы о чем-то, что никто не слушал. И тут мне стало не по себе.
Следующая биология превзошла все ожидания. МТС сходу устроила тотальный опрос по темам девятого класса и проставила в новенький хрустящий журнал колонку оценок, преимущественно невысоких, так что многие из нас наконец-то увидели свое место и поняли, что оно совсем не там, где им мечталось. А Сергей получил “5”. Эта единственная пятерка поразила всех, в том числе и МТС, так что она от волнения поставила ее напротив другой фамилии – моей. В общем-то, я не возражал, о чем честно предупредил МТС, однако она не разделила моего веселья и, допросив меня следом, исправила “пять” на “три”.
– Ну, и как тебе это удалось? – поинтересовался я у Сергея, когда мы пошли на русский. – Ты такой большой любитель биологии?
– Да нет, – Серега немного поморщился и отвел взгляд. – Просто знал то, о чем спрашивали…
– Хорош, – похвалил новичка Никса. Он получил “два”, но не огорчился, как и Кит своей “четверке”. А вот Ленчик был вне себя от ярости – упустить высший балл, засыпавшись на простом вопросе, было ему унизительно. В наказание за это И вот Поля уже спешит к герою дня, элегантным движением откидывая назад пышные волосы. Взгляд ее удивительно красивых глаз с двуцветной радужной оболочкой устремлен на Сергея, несколько опешившего от такого внимания и, судя по всему, потерявшего дар речи.
– А ты великолепно разбираешься в биологии, – проворковала Поля, подойдя к Сергею чуть ли не вплотную. – Ты не станешь возражать, если я буду иногда просить тебя объяснить мне материал?
– Нет, я всегда рад оказать посильную помощь, – Сергей явно смутился. – Хотя вообще-то я в таких науках не очень силен…
– Поздно, батенька, каяться, – ехидно процитировал Ленчик. – Как говорил один мой знакомый, офицер не может отказать даме. Он должен исполнить свой гражданский долг!
– Не знаю, кто это. Впрочем, уверен, что лично я с ним не знаком. – сказал вдруг Сергей, украдкой наблюдая за Полей.
Все. Затянуло человека. А жаль.
– Торопишься, – процедил я сквозь зубы, обращаясь исключительно к Поле. – Дождись, пока нас рядом не будет.
У меня перед глазами замелькали вдруг идиотские картины будущего, которое могло бы ожидать эту парочку. И чего я это размечтался? Сейчас же русский.
Русский и литературу я не только обожал, но еще и ставил на первое место во всей школьной программе, что подразумевало исключительно трепетное отношение к выполнению филологических заданий. То есть: я их делал. Я мог без малейшего зазрения совести забить на все, кроме родной речи и литературы. По литературе, кстати, за все девять предыдущих классов я ни разу не получил за четверть и полугодие что-либо, кроме “пятака”, хотя моя беззаветно-академеческая мечта закончить четверть или полугодие только с текущими “пятерками” в двухзначном количестве пока не сбылась. Но с русским все было иначе. Он требовал куда больше дисциплины. К счастью, у меня были хорошие учителя.
Светлана Григорьевна, возможно, самая непредсказуемая женщина из всех, кто мне что-либо когда-либо преподавал, внимательно осмотрела наши мытые шеи, после чего задумчиво произнесла:
– Да-а-а.
Это могло означать все, что угодно – от высшей степени озлобленности до исключительного благодушия, так что мы на всякий случай притихли, ожидая своей участи, которая была обязана неминуемо разрешиться. Но Светлана Григорьевна не торопилась:
– Да-а-а, – произнесла она еще секунд через пять, и мы поняли, что все не так просто.
Секундная стрелка прилипла к циферблату, циферблат – к корпусу, корпус намертво приклеился к вспотевшей руке, судорожно сжимающей ручку – изъеденную ржавчиной, но такую милую… Кардебалет начинал надоедать, и я понимал, что вполне могу начать перепалку еще до того, как сяду.
– Да-а-а, – на этот раз на лице преподавательницы промелькнула звериная тоска, тотчас же сменившаяся полной апатией. – Молодые люди, скажите мне пожалуйста, почему вы молчите?
Этот вопрос – риторический, сакраментальный, праздный – поверг нас в шок. Глубокий. Никто не знал, что делать и что говорить.
– Здравствуйте, Светлана Григорьевна!
Голос Кита, неожиданно выстреливший среди кладбищенской тишины, разрядил обстановку. Все сразу зашевелились и зашушукались, в воздухе появилось ощущение жизни и движения.
– Ну, хорошо хоть так, – Светлана Григорьевна сразу успокоилась и села на учительский стул. – Независимо от того, как вы отдохнули летом, учтите: я вам спуску не дам! Вы у меня будете учить и язык, и литературу…
Будете жрать железо, – ткнул меня в бок раскрасневшийся от восторга Кит.
Перманентно, – я не стал возражать. Я был поражен – полным отсутствием реакции Светланы Григорьевны на нашу выходку. Скорее всего, она о ней просто забыла, и теперь, сбившись с мысли, пространно объясняла, что именно сделает, если мы не будем, как следует… Мне надоело это слушать, и я стал раскрашивать обложку тетради. К сожалению, я взялся за это чересчур отрешенно и потому прослушал свой вызов к доске.
– Александр, может быть, Вы все-таки придете в себя?
Все. Как бы хорошо Светлана Григорьевна ко мне ни относилась, когда она называет меня Александром, это значит, что против меня – абсолютно все. Долгое время я думал, что она шутит, но до сих пор она была безукоризненно постоянна. Так что я мало на что рассчитывал…
… но словарный диктант отписал блестяще! Двадцать пять сложнейших слов с различными орфограммами в самых неожиданных и неподходящих местах вылетели из-под моего мелка, словно горячие блины. Не то, чтобы мне сильно везло – скорее, мне не попадалось ничего по-настоящему сложного.
Светлана Григорьевна была впечатлена, но не могла ничего поделать – ошибок не было, ни единой. Но отступать в самый разгар своего настроения она тоже не могла.
– Молодые люди, – обратилась она к классу. – С вас три контрольных слова. И простых не давать!
Расчет элементарен – по нашим правилам, три ошибки в моем случае приравнивались к двойке. Я точно не помню, когда было введено это новшество, однако уверен, что идея принадлежала не мне. Сжав пальцами мелок, я приготовился держать оборону.
– Аккомпанемент виолончели!
Все-таки сволочь Артур – во-первых, это словосочетание, состоящее из двух слов. А во-вторых, я понятия не имел, как они пишутся.
– Эй, морда, – услышал я шепот Кита, восседавшего за первой партой. Полуобернувшись, я заметил, что у Кита на коленях лежит орфографический словарь, позаимствованный, судя по всему, в школьной библиотеке – старое издание так и хрустело многолетней нетронутостью. – Тебе подсказать?
– Щас я тебе подскажу, – зло прошипел я, сочтя предложение за оскорбление.
– Ну, как знаешь, – усмехнулся Кит.
– Потчевала яствами!
Турик совсем охренел, что ли? И почему опять он задает? 1 сентября вообще таким быть не должен. По законам красоты и добра.
– Молодец, – процедил сквозь стиснутые зубы Кит.
Неужели опять правильно?
– Беспрецедентный инцидент!
Все, Халыч, после уроков буду тебя облагораживать. Скорее всего, лопатой.
– Вытянул! – Кит был готов выпрыгнуть от радости из штанов. Впрочем, они все равно болтались на нем на честном слове.
– И последнее, – Светлана Григорьевна, кажется, никак не могла решить, говорить ли с крайней степенью недовольства или восхищения. – Дощатая терраса.
В свое время я учился у одной преподавательницы, которая, дабы ее не заподозрили в благосклонности к некоторым ученикам, бывшим ее любимчиками, поставила мне за год “четверку”. Правда сейчас случай был совсем иной, и моя любимая учительница шла на поводу у своего настроения. Прекрасно понимая, что в четвертый раз подряд повезти не может по определению, я написал слова с какой-то тупой обреченностью, заранее приготовившись к приговору и размышляя лишь над тем, в какую же из фонетически-коннотационных петлей закралась вероломная ошибка.
– Ладно, Сашка, садись. На сегодня прощаю.
Светлана Григорьевна, выскользнув из-за стола, продефилировала к доске и поставила красным мелком под моей работой изящную пятерку. Как же хорошо она смотрелась на общем безукоризненно-чистом фоне… Ни одного исправления, ни одного зачеркивания, ни одного лишнего мазка – только ровные буквы. Ей, кстати, выходить было совсем необязательно: это была ее пассивно-агрессивная манера дать знать классу, как это делать
Все, что происходило на уроке после, я не помню. Кто-то выходил к доске, кто-то отвечал устно. Мне все было совершенно безразлично. Я даже не помню, о чем я думал – так мне было хорошо. Ничего сложнее этого диктанта сегодня выпасть на мою долю не могло, и я справился. Дальше наверняка будет много всякой ерунды. Но пока мне до нее не было никакого дела.
– Счастливчик, – заметил Никса после урока.
– Он знал, он знал, – покачал головой Кит. – И, кстати, после него наш ряд больше не спрашивали.
– Из этого нужно немедленно сделать оргвыводы, – сказал вдруг Лёнчик.
Мы уставились на него в изумлении.
– Ну, а что такого? – чувством слегка затронутого собственного достоинства спросил Лёнчик. – Уроки ведь уже закончились.
В самом деле, я совершенно упустил это из виду.
– Нечего отмечать, – попытался возразить я, но меня не слушали.
– Во-первых, знакомство с Серегой, во-вторых, везуха на русском…, – начал перечислять Кит.
– А как насчет биологии? – напомнил я. – Нашли чему радоваться.
– Ну, тебе-то точно радоваться нечему, – заметил Никса. – Полю-то, между прочим, сегодня провожает Сергей…
Лицо Ленчика приобрело каменное выражение.
– Пожелаем товарищу счастья, – произнес он ледяным и бесцветным тоном. – Вот еще одному не вернуться домой из похода… – фальшиво пропел он, глядя в пустоту.
– Серьезно, что ли, провожает? – недоверчиво переспросил я, удивленный тем, что Поля не только приняла мой совет, но еще и так мастерски им воспользовалась.
Никса очень странно посмотрел на меня, и я понял, что мой вопрос был лишним.
На улице было много пыли и людей – уроки кончились у всей школы сразу, так что широкие ученические массы с остервенением вываливались из узких дверей, чудом не слетевших до сих пор с петель.
– Приветик, Шура, – неожиданно над ухом раздался знакомый басок. – А чего это ты со старыми друзьями – ни-ни, а? По морде давно не получал?
Это был Вова, и это было плохо.
Вова – исключительный урод. Знаете, в кино иногда бывают персонажи, которые воплощают в себе все негативные черты? Вова был именно таким. С ним обычно ходила одна и та же компания, человек пять-шесть, тоже уродов, но моложе рангом. Сейчас, впрочем, в своре было всего трое, а значит идти на удар Вова бы побоялся.
– Я отвечаю “ни-ни” только официальным органам, – недовольно проворчал я.
– Это он, я так понимаю, хамит? – спросил Вова у Никсы. – А я не люблю, когда мне хамят. Ты знаешь об этом?
– А ты терпи, закаляй характер свой бабский, – прошипел я, сжимая в кармане связку ключей. Но она мне не потребовалась.
Очнулся я в туалете. Серьезный и сосредоточенный Никса вытирал мне лицо платком, Кит уверенно, но нежно поддерживал мое обмякшее тело, а Ленчик, нелепо наклонившись, слушал биение моего сердца.
– Пациент скорее жив, чем мертв, – облегченно констатировал Ленчик, выпрямившись. – Но каков подлец! Самое что ни на есть подошвой, практически неприкрытым металлом – и по мордасам…
– Видали таких… – прохрипел я, желая добавить, где именно, но мои слова поглотил приступ едкого кашля. – Как-то все очень быстро на этот раз закончилось.
– Ну, я думаю, что он бы еще долго тебя бил, не вмешайся Серега, – задумчиво изрек Кит. – Нас спеленала бригада Толстого, а вот о нем никто не подумал.
– Серега? – я не поверил услышанному. – А он-то откуда там взялся? Он же с Полей пошел…
– Да, он как раз с ней из дверей выходил. А Вовчик-то только раз и успел тебе врезать – и тут же получил прямой в челюсть. Красота. Картина Репина.
– Абзац подкрался незаметно, когда его никто не ждал, – прошептал я, умываясь ледяной водой. – А дальше?
– Куда дальше? – возмутился Кит. – Два удара – два нокаута. Все честно.
– А что же Вовины дружки? – не без удовольствия спросил я, заранее зная ответ.
– Решили не ввязываться, – улыбнулся Ленчик.
– А где он сейчас?
– Полежал немного, а потом встал и пошел куда-то, демиург недорезанный, – сказал Никса.
– Я про Серегу.
– Ушел, – вздохнул Ленчик. – С Полей.
– Достойнейший человек, – заметил я. – Ладно, это не помешает нам выпить.
– Ты же был против, – ехидно заметил Кит.
– Теперь надо снять стресс. Надеюсь, почетный ареопаг простит мое в высшей степени контрреволюционное замечание?
– У тебя, часом, не сотрясение? – любезно спросил Никса.
– Думаю, что нет, – я энергично помотал головой для проверки.
– Тогда заткнись, – Никса похлопал меня по плечу.
Благополучно выйти из школы нам удалось только со второй попытки. Впрочем, мы были вознаграждены за все неприятности.
– Каждому свое, – задумчиво изрек я, глядя сквозь витрину ларька.
– Это ты в смысле – что будем пить? – попросил уточнить Кит.
– Нет, это я в том смысле, что некоторые женятся, а некоторые так, – я все-таки переборщил с цитатами. Да и слабоваты они сегодня. Причем даже не от головы.
– Ты что, Сереге завидуешь? – тихо спросил Никса.
– Ты что, смеешься? – спросил я в ответ с удивлением.
– Между прочим, нехорошо получилось – познакомился он с нами, а провожать пошел Лену, – заметил Кит. – Ну, что за человек такой? Ему авторитет зарабатывать, а он по бабам…
– Авторитет он сегодня уже заработал, – заметил я.
– Ага, а теперь зарабатывает опыт, – усмехнулся Никса.
– Не будем о грустном, – усмехнулся в ответ я. – Будьте добры, две пол-литровые бутылки…
Впрочем, это уже совсем другая история.