(cтихотворный триптих о творчестве, музах и Богe)
I
1
Что-то хмурится небо,
И топорщится ют;
У Бориса и Глеба
Нынче тоже не пьют;
Навестил б герцогиней,
Да боюсь под огнём
Их фасад тёмно-синий
Перепутать с Кремлём.
2
Кто там ныне виновен?
Те, кто вовремя сдох.
Ни царей, ни церковен, –
Только “хэнды” да “хох”.
Впрочем, что мы о смерти
Затянули опять?
Время в пыльном конверте,
Как ни тщись, не распять.
3
Каплет масло и ладан,
В кубках плещется мёд;
Нам рождением задан
Курс движенья вперёд.
Соблазнённые раем
В перспективе веков,
Мы себя простираем
Дальше жизни оков.
4
Что же смертным поможет
Вознестись к небесам?
Тот, чью внутренность гложет,
Пусть волнуется сам.
Хватит, право, о грустном:
Даст нам то же жнивьё
Повод методом устным
Повздыхать про своё.
5
Из дремучего леса
На надежд добрых мыс
Одноактная пьеса
О коварности крыс
Бросит нас, но отделен
Драматурга восторг
От чумных богаделен,
Рифмы валящих в морг.
6
Как там слога хроманье?
Всё грибы да гробы.
Чуть слабеет вниманье –
Стиль встаёт на дыбы.
Но осталась в обойме
Пара веских причин
Не уйти на покой мне,
Сдав писательский чин.
7
Нет, покуда есть силы
Лбом таранить руду,
Шаг в прохладу могилы
Был бы равен стыду:
Перед роскошью слога,
Перед собственным «я»,
И, конечно, немного
Перед теми двумя.
II
1
Что есть дивная муза?
Плод фантазий и грёз,
Створки шаткие шлюза
На каналах из слёз,
Истончившийся контур,
Жар ночного костра
И, конечно же, кондор
С клювом вместо пера.
2
Это легче, чем ночью
На чаинках мечтать:
Доточи к многоточью
Чувств полночных печать
И признайся под томства
Непросохших чернил:
Сколько раз за знакомство
Ты ей жизнь изменил?
3
Воздержись от намёков
На ущербность любви:
Ей достанет и ёков
На правах визави.
Береги их обеих,
Потому что без них
Глупо, как при плебеях,
Даже браться за стих.
4
Вспомни, как прозаично
Разбирать поутру
Строфы, что хаотично
Мельтешат на ветру.
Безнадёжно. До корчей.
До ветвей и корней[1],
Когда ночи под порчей
Дольше тянутся дней.
5
Где кураж Робеспьеров,
Неподвластный уму?
Ордена тамплиеров,
С лязгом сабель в дыму?
Звонких струн переливы,
Шёпот крон при луне,
Карфагены и Фивы
В исступлённом огне?
6
Нет мечтам воплощенья,
И шальная душа,
Поборов отвращенье,
Вновь ползёт, чуть дыша,
На любовные пики,
Где знакомый мандраж,
Губы вкуса черники
И похожая блажь.
7
Тем, кто голодом сужен
До размеров рапир,
Те высоты – как ужин,
Или даже как пир.
Остальным там туманно,
Вплоть до хруста в хряще,
А из пищи – лишь манна,
Если есть вообще.
III
1
Вам могло показаться,
Этот триптих двояк;
Что ж, читать – не бояться
Записных забияк,
Должных, склонности к бегству
Ободрав до кости,
Отсебятины к тексту
Впопыхах донести.
2
Между музой и Богом
Расстоянье во вздох;
В каждом взгляде их строгом
Отражается Бог:
В выходной как по будням.
Но они, вот беда,
К поднесённому к ступням
Холодны иногда.
3
Бесконечности храмы
И сокровища недр, –
Их не трогает самый
Совершенный шедевр!
Но бесстрастные роли
Нас заводят, и мы
По велению воли
Вновь ломаем умы.
4
В чём итог этих мытарств,
Если в точке Творца
Плод радений и рыцарств
Пресен, точно маца?
Очарованный странник,
Вдохновлённый поэт,
Взяв святое за краник,
Даст как пить свой ответ.
5
Дышат в тыл поколенья,
Стиль в руках – как весло;
Он набрался терпенья,
И его понесло:
Прочь от мелочных копий,
Где скребут дребедень,
В вероломный, как опий,
Послезавтрашний день.
6
Окрылённая малость
С отраженьем своим –
Вот и всё, что осталось
Тем несчастным двоим.
А другое к чему им?
Всё равно на пути
К небесам неминуем
Тихий шёпот “прости”.
7
С кем же выпетлять к раю
Этой верной тропой?
С первой? Даже не знаю.
Ну, а что со второй?
Подарю ей камею,
Капну яда в вино:
Коль влюбить не сумею,
Не вкушу заодно.
Данил Рудой – весна 2013, осень 2015, июнь 2016
[1] – Корни и ветви – каббалистическая концепция, согласно которой все, что существует в нашем мире (ветви), является инверсированной проекцией элементов духовного мира (корней).
Данил Рудой о стихотворении “Метаморфоза метафоры”
Стихотворение “Метаморфоза метафоры” написано двустопным анапестом с пиррихием на нечетных слогах. Хотя данный стихотворный размер является простым, в русской литературе мало произведений, использующих его. Отмечу “Вакханалию” Бориса Пастернака (ссылка в тексте “У Бориса и Глеба…”) и “Строфы” Иосифа Бродского.
Стихотворение далось мне с трудом: я выбрасывал из него готовые строфы и подолгу размышлял над словами, которые даже не влияли на рифму. То, что в 2013-м началось как беззаботный, практически шуточный проект на неисчерпаемую тему связи творчества, муз и духовности, в ноябре 2015-го превратилось в форменный вызов, когда я понял, что изначальная задумка настолько трудна, что было бы легче создать триптих заново. Однако куплеты, написанные в 2013-м, несли ту самую легкость, воссоздать которую у меня бы уже не получилось просто в силу возраста, а некоторые из них (I-7, II-1 и II-2, например) вообще возникли вследствие порывов вдохновения, неповторимых по определению. Вырванные из контекста 2013-го года, они выглядели бы неуклюже и к тому же усложнили бы шлифовку. Чувствуя, что зашел в тупик, я снова отложил стихотворение, и только в июне 2016-го нащупал нужную связь между элементами, доведя триптих до логического завершения.