(cтихотворный триптих о творчестве, музах и Богe)
I
1
Что-то хмурится небо,
И топорщится ют;
У Бориса и Глеба
Нынче тоже не пьют;
Навестил б герцогиней,
Да боюсь под огнём
Их фасад тёмно-синий
Перепутать с Кремлём.
Кто там ныне виновен?
Те, кто вовремя сдох.
Ни царей, ни церковен, –
Только “хэнды” да “хох”.
Впрочем, что мы о смерти
Затянули опять?
Время в пыльном конверте,
Как ни тщись, не распять.
Каплет масло и ладан,
В кубках плещется мёд;
Нам рождением задан
Курс движенья вперёд.
Соблазнённые раем
В перспективе веков,
Мы себя простираем
Дальше жизни оков.
Что же смертным поможет
Вознестись к небесам?
Тот, чью внутренность гложет,
Пусть волнуется сам.
Хватит, право, о грустном:
Даст нам то же жнивьё
Повод методом устным
Повздыхать про своё.
Из дремучего леса
На надежд добрых мыс
Одноактная пьеса
О коварности крыс
Бросит нас, но отделен
Драматурга восторг
От чумных богаделен,
Рифмы валящих в морг.
Как там слога хроманье?
Всё грибы да гробы.
Чуть слабеет вниманье –
Стиль встаёт на дыбы.
Но осталась в обойме
Пара веских причин
Не уйти на покой мне,
Сдав писательский чин.
Нет, покуда есть силы
Лбом таранить руду,
Шаг в прохладу могилы
Был бы равен стыду:
Перед роскошью слога,
Перед собственным «я»,
И, конечно, немного
Перед теми двумя.
Что есть дивная муза?
Плод фантазий и грёз,
Створки шаткие шлюза
На каналах из слёз,
Истончившийся контур,
Жар ночного костра
И, конечно же, кондор
С клювом вместо пера.
Это легче, чем ночью
На чаинках мечтать:
Доточи к многоточью
Чувств полночных печать
И признайся под томства
Непросохших чернил:
Сколько раз за знакомство
Ты ей жизнь изменил?
Воздержись от намёков
На ущербность любви:
Ей достанет и ёков
На правах визави.
Береги их обеих,
Потому что без них
Глупо, как при плебеях,
Даже браться за стих.
Вспомни, как прозаично
Разбирать поутру
Строфы, что хаотично
Мельтешат на ветру.
Безнадёжно. До корчей.
До ветвей и корней[1],
Когда ночи под порчей
Дольше тянутся дней.
Где кураж Робеспьеров,
Неподвластный уму?
Ордена тамплиеров,
С лязгом сабель в дыму?
Звонких струн переливы,
Шёпот крон при луне,
Карфагены и Фивы
В исступлённом огне?
Нет мечтам воплощенья,
И шальная душа,
Поборов отвращенье,
Вновь ползёт, чуть дыша,
На любовные пики,
Где знакомый мандраж,
Губы вкуса черники
И похожая блажь.
Тем, кто голодом сужен
До размеров рапир,
Те высоты – как ужин,
Или даже как пир.
Остальным там туманно,
Вплоть до хруста в хряще,
А из пищи – лишь манна,
Если есть вообще.
Вам могло показаться,
Этот триптих двояк;
Что ж, читать – не бояться
Записных забияк,
Должных, склонности к бегству
Ободрав до кости,
Отсебятины к тексту
Впопыхах донести.
Между музой и Богом
Расстоянье во вздох;
В каждом взгляде их строгом
Отражается Бог:
В выходной как по будням.
Но они, вот беда,
К поднесённому к ступням
Холодны иногда.
Бесконечности храмы
И сокровища недр, –
Их не трогает самый
Совершенный шедевр!
Но бесстрастные роли
Нас заводят, и мы
По велению воли
Вновь ломаем умы.
В чём итог этих мытарств,
Если в точке Творца
Плод радений и рыцарств
Пресен, точно маца?
Очарованный странник,
Вдохновлённый поэт,
Взяв святое за краник,
Даст как пить свой ответ.
Дышат в тыл поколенья,
Стиль в руках – как весло;
Он набрался терпенья,
И его понесло:
Прочь от мелочных копий,
Где скребут дребедень,
В вероломный, как опий,
Послезавтрашний день.
Окрылённая малость
С отраженьем своим –
Вот и всё, что осталось
Тем несчастным двоим.
А другое к чему им?
Всё равно на пути
К небесам неминуем
Тихий шёпот “прости”.
С кем же выпетлять к раю
Этой верной тропой?
С первой? Даже не знаю.
Ну, а что со второй?
Подарю ей камею,
Капну яда в вино:
Коль влюбить не сумею,
Не вкушу заодно.
Данил Рудой – весна 2013, осень 2015, июнь 2016
[1] – Корни и ветви – каббалистическая концепция, согласно которой все, что существует в нашем мире (ветви), является инверсированной проекцией элементов духовного мира (корней).
Стихотворение “Метаморфоза метафоры” написано двустопным анапестом с пиррихием на нечетных слогах. Хотя данный стихотворный размер является простым, в русской литературе мало произведений, использующих его. Отмечу “Вакханалию” Бориса Пастернака (ссылка в тексте “У Бориса и Глеба…”) и “Строфы” Иосифа Бродского.
Стихотворение далось мне с трудом: я выбрасывал из него готовые строфы и подолгу размышлял над словами, которые даже не влияли на рифму. То, что в 2013-м началось как беззаботный, практически шуточный проект на неисчерпаемую тему связи творчества, муз и духовности, в ноябре 2015-го превратилось в форменный вызов, когда я понял, что изначальная задумка настолько трудна, что было бы легче создать триптих заново. Однако куплеты, написанные в 2013-м, несли ту самую легкость, воссоздать которую у меня бы уже не получилось просто в силу возраста, а некоторые из них (I-7, II-1 и II-2, например) вообще возникли вследствие порывов вдохновения, неповторимых по определению. Вырванные из контекста 2013-го года, они выглядели бы неуклюже и к тому же усложнили бы шлифовку. Чувствуя, что зашел в тупик, я снова отложил стихотворение, и только в июне 2016-го нащупал нужную связь между элементами, доведя триптих до логического завершения.
«Рэп в базовой его модели, возможно даже классической, если у кого-нибудь язык повернется так выразиться,…
Почему “Empire V” Виктора Пелевина – самая страшная книга, которую я читал Читать
Национальный вопрос – один из самых болезненных для человечества, ведь большинство людей чувствуют ущербность или…
Переслегин. Фурсов. Хазин. Школьников. Иже с ними. Слушая их, чувствуешь, как отвисает челюсть. Любой из…
Один стяжает всё время Другой стремится к отдаче, А третий склонен к причуде И трёт…
“Вы думаете, Россия – это плохо? Да нам плевать, что вы думаете!” Об этом говорила…