“На слабину”
1
Ей было столько же, сколько мне;
Она казалась намного старше
В косухе новенькой на ремне:
Ундина в образе комиссарши.
Глаза – раскайся, но согреши;
Они смотрели, уничижая.
Она хотела моей души,
Как сбора спелого урожая.
Я долго верил ей, как Кандид,
Привыкший падать и обжигаться;
Ей был противен мой бледный вид,
Но что-то в ней начало меняться.
Неуловимая ипостась,
Она дошла до моей берлоги
И, как на паперти, улеглась,
Свои вальяжно расставив ноги.
Я принимать не привык в штыки
Реальность, кажущуюся сказкой,
Однако контур моей руки
Какой-то тенью покрылся вязкой.
Кураж, подделавшись под дуршлаг,
Залёг на дно, как в окоп пехота,
Когда до смерти всего лишь шаг,
Что делать до смерти неохота.
А может, правда – гори огнём
Всё то, что раньше не догорело?
Мы души дёшево отдаём,
Тем паче – души в обмен на тело.
Но что-то билось, как крылья в клеть,
Вонзалось в сердце визжащей дрелью,
Не позволяя преодолеть
Барьер, поставленный мне постелью.
И вдруг я вспомнил. Как хоровод
Перед глазами неслись картинки:
Вот нож, приставленный к горлу, вот
Обрывки сумрачной вечеринки;
Вот погребённый под пылью зал,
Принадлежавший публично дому,
И вот она, осушив бокал,
Опять бежит от меня к другому.
Как память юности в нас остра,
Когда слова стали все двулики!
Я вспомнил партию у костра
И неземной аромат клубники…
Мне кто-то бросил: “не прекословь!”,
Пока, сравнимая в блеске с солнцем,
Она меняла мою любовь
На секс с подвыпившим незнакомцем.
Она смотрела мне прямо в лоб,
Уже готовясь сыграть в обиду,
Я отошёл к занавескам, чтоб
Не упустить ее взгляд из виду.
Качались атомные весы,
Крутя нейронные шестерёнки,
И мир сжимался до полосы
Одной засвеченной фотоплёнки.
Она взбесилась, как дикий зверь;
Она хотела моей кончины,
Когда я ей указал на дверь,
Не объясняя свои причины.
Как будто вспомнив родной Содом,
Она, багровая, словно свекла,
Перевернула постель вверх дном
И на прощанье разбила стёкла.
Не любят гордых ни там, ни тут:
Одни от страха, другим так проще.
Но, выбираясь из страсти пут,
Не уповай на святые мощи.
Пускай ты годы провёл в плену,
Но, даже высохнув до предела,
Нельзя показывать слабину,
Когда со шлюхой имеешь дело.
Данил Рудой, 2 – 26 января 2017.
«Рэп в базовой его модели, возможно даже классической, если у кого-нибудь язык повернется так выразиться,…
Почему “Empire V” Виктора Пелевина – самая страшная книга, которую я читал Читать
Национальный вопрос – один из самых болезненных для человечества, ведь большинство людей чувствуют ущербность или…
Переслегин. Фурсов. Хазин. Школьников. Иже с ними. Слушая их, чувствуешь, как отвисает челюсть. Любой из…
Один стяжает всё время Другой стремится к отдаче, А третий склонен к причуде И трёт…
“Вы думаете, Россия – это плохо? Да нам плевать, что вы думаете!” Об этом говорила…