Перевод стихотворения Юрия Шевчука “В ресторане”

В 2006 г. я должен был написать эссе для Международного Бакалавриата (IB) и располагал полной свободой выбора темы. В то время я продолжал активно изучать английский язык, поэтому выбрал проблемы перевода стихов с одного языка на другой: с русского на английский. Главная трудность заключалась в том, что, по моему же собственному требованию, перевод должен был соответствовать оригиналу как по смыслу, так и форменно. В результате я перевел на английский язык два стихотворения Юрия Шевчука, “В ресторане” и “Метель“, и подробно описал весь процес. Моим руководителям эссе понравилось, но комиссия выставила за него низшую их всех возможных проходных оценок.

Оценка удивила, но я знал, что на высший балл по собственным требованиям все равно не наработал, поэтому не стал подавать жалобу. В начале 2014, перебирая старые файлы, я наткнулся на копию того эссе и решил довести переводы до ума. Один из них представлен Вашему вниманию.

Юрий Шевчук. “В ресторане”.
Перевод на английский Данила Рудого

В ресторане	In a Restaurant
С душой Достоевского, с комплексами Блока	With Dostoyevsky’s soul, a complex of a poet,
Я в ресторане сидел. Меня тошнило от сока.	In a restaurant I was – and I was trying to throw it.
Судьбу разъел, как бронхит, синдром Льва Толстого:	The Leo Tolstoy’s syndrome has caught my fate like a snare:
Непротивление слева, справа – грубое слово.	They but obey on the left, and on the right they but swear.
Господь сорвал голос. Его мало кто слышит.	The Lord has lost all his voice. Almost nobody hears.
Но жизнь не так хороша, и поэтому дышит.	But life is not very good; that’s why it breathes through tears.
Моя любовь к миру слева. Там, где пышная Клава,	My worldly love’s at the left, with a voluptuous Cloe,
Где ест яблоки Ева, где моя слава.	Where Eve is eating her apples, next to my glory.
Боже, как хорошо! Как легки эти двери!	God, what a wonderful place! These doors are lighter than wishes.
Я в них спокойно вошёл – на блюдах птицы и звери.	I calmly entered: fowl, flesh is served on beautiful dishes.
Я немного грустил, как могила Шагала.	I was slightly upset, like painters’ graves in October.
Спросили: “Кто виноват?”. Ответил: “Выпили мало”.	They asked: “Whose fault?!”, and I said: “I’m just improperly sober.”
Но тут ты появилась, и этот бред вспыхнул храмом,	Then you appeared, and rave burst into a temple’s gables,
И я, как старый Дионис, стал мифологическим срамом.	And I, like Bacchus, became a stigma of pagan fables.
Как на невольничьих рынках стояла Родина голой,	Standing – a slave on the market! – my naked homeland was found
На подмостках Европы, с крылами до пола.	On the scaffolds of Europe, with her wings on the ground.
Я забыл, кем я стал, и я проклял искусство.	I have forgotten myself and cursed the artful frontier.
Понял я, что давно боялся этого чувства.	I realized that this sense had always caused me a fear.
И я с тоской Мандельштама упал на колени.	I knelt with Mandelstam’s grief like he who’s sent to the gallows:
Прости меня: я люблю твои овалы и тени.	Excuse me, please, but I do adore your shapes and your shadows.
И вдруг что-то влетело в эту щель между нами,	And then something has filled this little crevice between us
Что-то сверкнуло, и толпы радостной пыли	Something has flashed, and in a cheerful fashion
По Проспекту поплыли, неся в руках знамя.	Some banners drifted the street down the dust of arenas.
Ты узнала меня, и мы секунду любили.	You recognized me. We loved. It was a second of passion.

Александр Блок. “В ресторане”

Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре — фонари.

Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.

Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблён».

И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступлённо запели смычки…
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: «Лови!..»
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.

19 апреля 1910

Данил Рудой – январь 2014